умом отчетливо понимается, что все эти маневренные прыжки, бег по постоянной траектории и хлещущие по пяткам прутья - не константа.
мои трусливые увиливания, гнетущая слабость, извечные представления в тлеющих захолустьях японского благородия.
я не мисима.
разбитая глиняная посуда в руках творца на мгновенье.
если останки непогребенной культуры будут осквернены подобным мне бесталанным отродьем, отсеченные кисти станут скудным даром в отместку за мое бессилие.
ее усталые телодвижения, поникшие, блеклые глаза, подрагивающий голос.
эти теплые руки ни за что не должны вытаскивать мою гусиную шею из неумело сделанной петли.
пусть это делают под громкий лай выдрессированных овчарок.
твой единственный ребенок не смог, он стал постыдным бременем, доживающим под упавшей на грудь плитой презрения.
никакого движения, все затихло перед бурей.
мои трусливые увиливания, гнетущая слабость, извечные представления в тлеющих захолустьях японского благородия.
я не мисима.
разбитая глиняная посуда в руках творца на мгновенье.
если останки непогребенной культуры будут осквернены подобным мне бесталанным отродьем, отсеченные кисти станут скудным даром в отместку за мое бессилие.
ее усталые телодвижения, поникшие, блеклые глаза, подрагивающий голос.
эти теплые руки ни за что не должны вытаскивать мою гусиную шею из неумело сделанной петли.
пусть это делают под громкий лай выдрессированных овчарок.
твой единственный ребенок не смог, он стал постыдным бременем, доживающим под упавшей на грудь плитой презрения.
никакого движения, все затихло перед бурей.